抱朴子 Баопу-цзы. Глава 7 — Нагромождение затруднений.

Содержание

Некто спросил: «Святая высь августейшего Неба должна быть справедлива в определении судеб человеческих существ. Но как же тогда получилось, что самые обычные люди — Ван Цяо и Чисун-цзы получили долголетие и бессмертие в свой удел, а великие совершенные мудрецы Чжоу-гун и Конфуций были лишены блага долгого видения?»

Баопу-цзы сказал: «Предопределенность долгой или короткой жизни по сущности своей зависит от того, под какими звездами произошло первичное получение пневмы и зачатие плода. Небесное Дао-Путь пребывает в недеянии, и вещи существуют в своей спонтанной самоестественности: для него нет ни близких, ни дальних, нет ни своих, ни чужих. Если судьба человека предопределена звездой жизни, то такой человек непременно будет любить путь бессмертных. А любящий путь бессмертных будет искать его и непременно обретет. Если судьба человека предопределена звездой смерти, то такой человек не будет верить в путь бессмертных. А не верящий в путь бессмертных не будет заниматься такими делами, как самосовершенствование. То, что человек любит, и то, что ему не нравится, зависит от того, что им получено, и Небо никоим образом неспособно чего-то лишить его, что-то изменить в нем, чем-то наделить его или что-то отнять у него. Например, известно, что металлы и руды переплавляются в печах, а глина керамических сосудов обжигается в печи гончара. Хотя и то и другое обретает свою окончательную форму в огне, но острота или тупость металлического изделия или наличие узкого или широкого горлышка у сосуда, а также достоинства и недостатки того и другого зависят от стечения обстоятельств, а отнюдь не связаны с достоинствами плавильных и гончарных печей».

Некий человек сказал, ставя в затруднение: «Результат труда талантливого мастера зависит от его рук. Небо наделено божественным разумом, так почему бы и ему не действовать подобным же образом? Вы же говорите, что каждый человек рождается в результате стечения обстоятельств, а не благодаря великому искусству всевышнего голубого Неба. У такого глупца, как я, это вызывает сомнения, и я не смею принять вашу точку зрения».

Баопу-цзы ответил: «Некогда безбрежный первозданный Хаос разделился, и тогда установилось разделение на чистое и мутное. Одно из них поднялось вверх и обрело способность двигаться, другое опустилось вниз и обрело способность пребывать в покое. Но Небо и Земля отнюдь не знают, по какой причине так произошло. Все множество сущего воздействует на пневму, и это совершенно спонтанно и самоестественно. Ведь все сущее вместе с Небом и Землей образует одну-единственную вещь, но в порядке формирования сущего есть предшествование и последование, и тело-субстанция мира содержит в себе и великое, и малое. Поскольку есть величие Неба и Земли, мы можем осознать малость всех остальных вещей. Поскольку вещи, в свою очередь, малы, мы можем осознать величие Неба и Земли. Живот и спина окружают пять внутренних органов, но пять внутренних органов отнюдь не созданы животом и спиной. Кровь и пневма циркулируют в мышцах и коже, но мышцы и кожа вовсе не создатели крови и пневмы. Небо и Земля хотя и объемлют собой все множество сущего, но все сущее отнюдь не сотворено Небом и Землей. Например, горные травы и деревья цветут и произрастают благодаря наличию горных лесов, но сами по себе горные леса не имеют к этому никакого отношения. Рыбы и черепахи используют воду, чтобы производить потомство, но ведь сами водоемы не имеют к этому процессу никакого отношения. Обыватели видят величие Неба и Земли и малость всех прочих вещей и говорят, что Небо и Земля родители всего множества сущего, а все множество сущего — потомки Неба и Земли. Но из-за того, что на мне живут вши, буду ли я считать, что я их сотворил? Хотя вши бы не могли жить, если бы не было меня, однако я отнюдь не родитель вшей и вши отнюдь не мои потомки. Москиты вскармливаются в уксусе, грибы растут на камнях и деревьях, водяные жуки размножаются во влажных местах, лишайники процветают на ветвях сосен, но ни один из четырех видов среды их обитания не является их творцом. Все множество сущего наполняет собой пространство Между Небом и Землей. Чем же все сущее тогда отличается от существ, перечисленных выше? Небо имеет в себе Солнце, Луну, Жар и холод, человек имеет в себе способность зрения и дыхания, и если можно провести такое сравнение между близким и дальним, то правомерно сказать, что как человек не знает сам по себе причины старения и омоложения, болезней и здоровья своего тела, так и Небо само по себе не знает причин, по которым его тело расширяется и сжимается, посылает бедствия или благовещие знамения. Подобно тому, как человек не может постоянно поддерживать свои уши и глаза в состоянии чуткости и прозорливости, а свою жизненную энергию уберегать от истощения, так и Небо не может удержать Солнце и Луну от убывания их силы и предотвратить нарушение порядка чередования четырех сезонов.

Если исходить из этого в наших рассуждениях, то и получится, что долголетие и преждевременная смерть никоим образом не зависят от Неба и Земли, а обретение или не обретение состояния бессмертного целиком определяется обстоятельствами. Ведь породившим меня является мой отец, а выносившей меня является моя мать, но и они не могут по своей воле сделать сосуд моего тела таким, каким им хотелось бы: снабдить меня привлекательной внешностью, ровным и спокойным нравом, возвышенной и проникающей вдаль мудростью; не могут они и передать мне побольше жизненной силы пневмы и продлить годы моей жизни. Порой люди рождаются маленькими и слабыми, или черными и уродливыми, или глухими и слепыми, глупыми и хитрыми, или увечными и неполноценными, то есть такими, какими родители отнюдь не хотели их видеть, а то, что им бы хотелось, так и не получилось. А насколько же это справедливее относительно столь обширных и протяженных Неба и Земли! Ведь они намного дальше отстоят от нас, чем наши родители.

Вот я обладаю телом, но я не могу заставить его быть вечно крепким и не стареть, быть вечно здоровым и не болеть. Я не могу сделать так, чтобы мои радость и гнев были всегда соответствующими обстоятельствам, а мои планы и замыслы никогда бы не приводили к раскаянию. Передающими мне пневму и наделяющими меня телом являются мои родители, а получающим это и обладающим им является моя собственная плоть, и кроме этого нет ничего более близкого и родственного мне, как нет и ничего в большей степени контролируемого и управляемого мною. Но и эти два начала я не могу увеличивать и уменьшать по своему желанию. А каким же образом Небо и Земля смогут обрести власть над ними и познать их? Ведь если бы все люди были сотворены Небом и Землей, то все было бы в них хорошо и всякое зло в людях отсутствовало бы. Они бы все свершали и не знали бы поражений. Да и все прочие живые существа следовали бы в этом роду человеческому, и Сян Ян[1] не ведал бы весенней тоски!

Ныне вы, сударь, говорите, что Небо не могло наделить Конфуция и Мэн-цзы благом перехода за пределы мирского, но следует лучше понимать, что это относится к области естественного, а не к тому, что распределяется по милости Неба и Земли. Ведь совершенномудрые являются таковыми благодаря их Благой Силе-Дэ, а их Благая Сила-Дэ предельно совершенна. Если бы Небо могло наделить совершенномудрых этой высшей Благой Силой-Дэ, то их положение не оказалось бы в несоответствии с их добродетелями, их дела и поступки не оказались бы незавершенными, их положение не было бы ниже положения гегемонов и государей, их долголетие не было бы меньше ста лет. А следовательно, опыт свидетельствует, что Небо не имеет никакого отношения к совершенномудрым. Когда совершенномудрые умирают, это не значит, что Небо их убивает, точно так же, как и рождение совершенномудрого не означает, что Небо дает ему жизнь. Мудрец необязательно долголетен, глупец необязательно умирает безвременно. Добро не приближает к счастью, зло не приближает к беде. Рождение не происходит в заранее назначенный год, смерть не случается в предопределенный момент, а мудрый муж, наделенный обильной Благой Силой-Дэ, может цвести, но не принести плода[2]. Ведь господин Доу, самый посредственный человек, прожил двести лет, Бо-ню умер от болезни скоропостижно, Цзы-ся во время траура выплакал свои глаза, разбойник Чжи творил все зло, какое только мог, но дожил до седых волос, Чжуан Цзяо был средоточием всех пороков, но его голова успела основательно побелеть, прежде чем он умер[3]. Во всех этих случаях Небо пребывало в полном бездействии, что абсолютно ясно».

Некто сказал: «Чжун-ни[4] говорил, что смерть была издревле, а Лао-цзы утверждал, что искусству святых-бессмертных можно научиться. Слова совершенных мудрецов заслуживают доверия и соответствуют опыту, а речи даосов сомнительны и трудно исполнимы».

Баопу-цзы сказал: «Чжун-ни — конфуцианский совершенный мудрец. Лао-цзы — совершенный мудрец, обретший Дао-Путь. Учение конфуцианцев говорит о близком, и его легко понять. Поэтому последователи этой школы многочисленны. Смысл Дао-Пути удален и труднопостижим. Поэтому уяснившие его редки. Дао-Путь — источник всего множества различий. Путь конфуцианцев — русло большой реки. То, по чему шествовали Три Августейших[5], — это управление на основе Дао-Пути. То, по чему шли императоры и цари, — это путь учения конфуцианцев. Ведь постоянно говорят о достоинствах первозданной простоты Древнейшей эпохи и осуждают оскудение нравов последующих эпох. Так почему же надо ценить одного Чжун-ни и пренебрегать Престарелым Господином? Это все равно что наслаждаться цветами на верхушке дерева и не признавать, что появились они благодаря корню, из которого дерево растет. Разве это не то же самое, что ценить ясный жемчуг и пренебрегать водной пучиной, из которой он извлечен, любить нефритовые диски Бянь Хэ[6] и ненавидеть горы Цзиншань, где их добывают? Ведь ясной жемчужины не было бы, если бы не существовало водной пучины. Нефритовых дисков не было бы, если бы не существовали горы Цзиншань. А тем более это справедливо относительно того, что искусство пестования природной сущности есть источник Дао-Пути, а конфуцианские ритуал и музыка есть верхушка этого учения. Те, кто ценит конфуцианство, стремятся изменять нравы и преобразовывать обычаи, а не просто заниматься поклонами и поворотами[7]. Поэтому и чтущие Дао-Путь не просто избегают слов, но бессловесно преображают поведение людей[8], а не занимаются одним лишь пестованием жизни. Если в том, что касается плода, между даосизмом и конфуцианством есть предшествование и последование, то не один Лао-цзы достоин применения его учения и не один Чжун-ни достоин доверия. Некогда Чжун-ни почтительно вопрошал Бо-яна и желал быть сравниваем с Лао и Пэном[9]. Кроме того, он говорил, что знает о рыбах и птицах, но не понимает природы драконов; таким образом, он сравнил господина Лао с драконом, и эти слова, исходившие из самого его сердца, отнюдь не пустые речи. И эти слова ничем не отличаются от того, что Янь Хуэй[10] сказал о нем самом: «Когда я смотрю на него спереди, то внезапно оказываюсь сзади: его учение слишком крепко, чтобы проникнуть в него, и слишком возвышенно, чтобы снизу взирать на него»».

Некто сказал: «Если Чжун-ни беседовал с господином Лао лицом к лицу, то почему же он не последовал за ним в изучении Дао-Пути?»

Баопу-цзы сказал: «Именно отсюда и видно, что взгляды, которых мы придерживаемся, определены естественностью и предпочтения человека имеют неизменную природу: с такой позиции и посмотрим на это. Чжун-ни понял, что господин Лао погружен в сокровенную тайну и достоин почтения и изумления, но вместе с тем он сам не мог черпать и пить из этого источника чистой пустотности. Ведь корень и источник — великий предок всего исходит из того, что вне неоформленного, и вступает в то, что пребывает внутри высшего Дао-Пути. А Конфуций, получая знания, был способен остановиться только на мирских делах отношений между людьми. Как же мог он в таком случае искать законы[117] бессмертных? В своих раздумьях он щедро черпал из глубин своего сердца, сосредоточиваясь на преображении людей через обучение, но не проявлял никакого интереса к магическим искусствам. Хотя Чжун-ни и был совершенным мудрецом относительно мирских дел, он не был способен погрузиться в безмолвие сокровенной чистоты и в самом себе хранить недеяние. Поэтому Лао-цзы и вразумлял его, говоря: «Самые ценные товары глубоко прячут, чтобы они казались пустыми и несуществующими, а благородный муж, наделенный всей полнотой Благой Силы-Дэ, кажется похожим на глупца. Прошу вас, сударь, отказаться от присущего вам духа гордыни и от множества страстей, отбросить влечение к женщинам и стремление к пороку, ибо от всего этого не будет пользы для вашего тела»[11]. Из этих слов достаточно ясно, что Чжун-ни не избежал омраченности от вульгарных чувств и отнюдь не был тем человеком, который мог бы учиться пути бессмертных.

Ведь Конфуций жил то здесь то там, разъезжал повсюду, активно пытался исправить свою эпоху, смотрел вверх и печалился о том, что не слышит крика феникса, смотрел вниз и радовался, что он подобен несъедобной тыкве[12]. Его волновала жажда купли и продажи своего таланта, тревожили мысли о человеке с плетью, ищущем богатства[13]. Как же в таком случае он мог бы отбросить дела и подвиги этого мира и посвятить свою жизнь совершенствованию в искусстве пестования жизни, требующему покоя и уединения?»

Некто спросил: «Что проще, а что труднее — конфуцианство или даосизм?»

Баопу-цзы ответил: «Конфуцианство — это трудное в легком, а даосизм — это легкое в трудном. Вот что трудно в даосизме: отказаться от общественных связей и привязанностей, пренебречь семейной жизнью с женой и детьми, забыть о славе и почестях, отринуть доходы и пожалования, перестать глядеть на блеск роскоши и слушать праздный трезвон, пребывать в пресности простоты и чистоты, считая благим лишь сохранение своей собственной природы, не смущаться от клеветы и не веселиться от хвалы, не желать жить в знатности, не стыдиться пребывать в нищете.

А вот что легко в даосизме: не надо наносить визиты с поздравлениями или соболезнованиями, можно не обращать внимания на критические взгляды и осуждение окружающих, можно не утруждать свой дух изучением семи канонов[14], не заботиться о следовании календарным циклам, можно не беспокоиться об астрологических прогнозах и бедах, обусловленных звездами, и не утруждать свой разум изучением изящной словесности, можно свести к минимуму все тревоги и всемерно увеличить гармонию жизненной силы пневмы, можно пребывать в недеянии и отказаться от докучливых помыслов, а также ничего не бояться и ни о чем не печалиться. Вот почему и говорится о легком внутри трудного.

В практике конфуцианского совершенствования все построено на обязательном следовании свершенным в прошлом деяниям. Здесь для всего есть свое правило — когда выходить, а когда оставаться на месте, когда говорить, а когда молчать. Если вам нужен конфуцианский учитель, вы спокойно можете найти его практически в каждом доме, а если вы читаете текст, то сразу же найдется много ученых комментариев и разъяснений, чтобы рассеять возникающие у вас сомнения. Вот что легко в конфуцианстве.

Ловить глубокое и направляться к удаленному и одновременно следовать и подчиняться классическим нормам и установлениям, постигать смысл «Схемы из Реки» и «Письмен из Ло»[15] и изучать бесконечное множество мнений мыслителей ста школ, накапливать добродетель и распространять ее по городам и весям, исчерпывать преданность и незапятнанность на службе государю, уметь понимать знамения, ниспосылаемые небесами, поднимая голову, и постигать природу ветров и облаков, опуская голову[16]. Если не знать даже одного из этих дел, то окажешься некомпетентным, и если произнести даже одно неправильное слово, то никто уже не будет делать различия между хулой и хвалой относительно такого человека. Надо стремиться, чтобы каждый твой поступок и каждый шаг стал бы образцом для всего поколения и каждое твое слово стало бы передаваться по всей Поднебесной. Вот что трудно в конфуцианстве. Вот почему и говорится о легком внутри трудного.

Но если серьезно сказать об этих двух учениях, то конфуцианство трудно из-за множества дел, а даосизм легок из-за взаимосвязи его сторон. И страшась их трудностей, я собираюсь брать из них лишь то, что легко, и только тому следовать. Мирские люди, конечно, будут тогда издеваться надо мной, и никто не захочет встать плечо к плечу со мной. И я еще не видел человека, который захотел бы согласиться со мной. Но в будущем, несомненно, у меня появятся единомышленники, и ныне я думаю, что вряд ли они будут очень малочисленны».

Некто сказал: «Я встречался со многими известными и возвышенными мужами, о которых я слышал как о достойных конфуцианцах; они полностью исчерпали познание принципов, до конца постигли природную сущность и всесторонне исследовали как отсутствие, так и наличие. Но никто из них не говорил, что годы жизни можно продлить и что состояние бессмертного можно обрести. Вы, сударь, по свету своей мудрости не можете сравниться с солнцем и луной и по глубокомыслию не можете превзойти десять тысяч мужей, тем не менее вы придерживаетесь веры в путь продления жизни. Так не ложна ли ваша вера?»

Баопу-цзы сказал: «Я, конечно, посредственный человек со скромными талантами. Я мало что видел и немногое слышал. Поэтому разве я осмелюсь утверждать, что по своим знаниям я превосхожу множество ученых людей? Разве могу я превзойти славных мужей моего поколения? Однако я понял, что явное следует искать в сокрытом и находить легкое в трудном. Из сопоставления малого опыта могут появиться большие результаты, и из рассмотрения того, что уже наличествует, можно получить знание о том, к чему еще никто и не приступал. Мы не можем считать авторитетным мнение людей нашего поколения, не верящих, что в мире, на Небе и Земле, есть бессмертные. Ведь их таланты сводятся к искусству управлять простолюдинами и умению вести государство по нужному пути. Они читают многочисленные книги, помогающие обучению, и приходят к выводу, что принципы человеческого общежития просты и легки. Когда обсуждается множество вопросов, вызывающих сомнения, человек такого типа заявляет: «Все это множество сомнений я один легко могу разрешить. Я осознаю проблему раньше, чем обнаружатся какие-либо предзнаменования ее появления, поскольку мои чувства находятся в неисчерпаемом единстве со всем сущим. И поэтому нет ничего тайного или сокрытого, что осталось бы мной не понятым. И если я говорю, что никаких бессмертных нет, значит, никаких бессмертных нет и быть не может». Вот сколь крепка их самоуверенность!

Я постоянно сталкивался с таким отношением у обывателей-конфуцианцев, посредственностей и неучей, которые и на вершок не имеют веры в дела наиболее возвышенного. Они просто больны самоуверенностью в мощь своего разума, будучи пристрастными и обремененными всякими мелочами. Нельзя, конечно, наверняка утверждать, что они пребывают в полном мраке невежества, но совершенно ясно, что им не по силам отличить бобы от зерна. По существу, они ограничивают поле своего зрения, смотря на мир через трубку, и сплеча отрицают все, чего не понимает их ум. Насколько же такой подход отличается от попытки при помощи веревки длиной в сюнь достичь глубины в сто жэней[17], не понимая, что она для этого коротка, а потом говорить, что в колодце нет воды? Когда тупые обыватели слышат рев свирепого ветра, похожего на гул пожара, они говорят, что это зимняя небесная гроза. Когда ветер дует с запада, они говорят, что луна бежит на восток. А когда кто-нибудь объяснит им, что происходит на самом деле, они не верят ни капли, поскольку они свято верят только самим себе.

Когда мы слышим звуки, то никому в голову не приходит не доверять своим ушам. Когда мы видим предметы, никому в голову не приходит не доверять своим глазам. Но иногда бывает и так, что мы нечто слышим или видим, и думаем, что все так и есть, но потом оказывается, что все не так. А следовательно, наши уши и глаза отнюдь не всегда заслуживают доверия. А тем более это относится к умозрительным умозаключениям, предмет которых нельзя ни услышать ухом, ни увидеть глазом. Ведь их гораздо труднее проверить, чем данные, полученные благодаря слуху или зрению. И тем не менее люди склонны доверять выводам своего разума, считая их совершенно надежными, даже тогда, когда они пытаются судить о делах наиболее удаленных от повседневного опыта и поэтому ничтоже сумняшеся говорят, будто все, что известно о бессмертных и святых, — лишь пустые слова. Ну не свидетельствует ли это об их полном невежестве?»

Баопу-цзы сказал: «Красота и безобразие — понятия вполне определенные. Но влечение и отвращение, выраженные в чувствах, всегда различны, и ни одна пара глаз не воспринимает под этим углом зрения вещи одинаково с другой парой. Изящное и торжественное в музыке — это простые общепринятые понятия, но в аспекте того, что нравится, а что отталкивает, они таковы, что ни одна пара ушей не согласится с другой в их оценке. Истинное и ложное — объективные качества, но когда речь идет о пристрастиях и склонностях, неприятии и отвержении, два ума никогда не согласятся друг с другом относительно истинности или ложности чего-либо. Есть и такие, кто уродство считает красотой, грязь принимает за чистоту и утрату — за приобретение. Эти три примера настолько красноречивы по своей контрастности, что их смысл очень легко уразуметь. Но то же самое относительно других вещей никак нельзя взять и сразу же понять. А тем более дела святых-бессмертных, дела чрезвычайно таинственные, не имевшие никакого определенного принципа, который мог бы привести людей к вере в них. А что может быть важнее, чем способ, позволивший бы людям познать эти дела? Но надеяться, что обыватели прекратят досужую болтовню об этом, все равно что верить, будто глинистая вода Хуанхэ вот-вот станет прозрачной. И причина, по которой я не молчу, заключается лишь в том, что я надеюсь таким образом приблизить к пониманию дел бессмертных не только мужей высшего уровня, но и людей низшего уровня и способностей. А с теми, кто безнадежно закоснел, и древние отказывались иметь дело».

Баопу-цзы сказал: «Высший принцип не легко постичь, и даже в давние времена люди никак не могли поверить в святых-бессмертных, не видя их. Что уж тогда говорить о нашем времени? В совершенные дни глубочайшей древности люди от природы обладали этим знанием. Потом они стали постигать его только после того, как им авторитетно сообщали о нем. Ну, а потом люди начали смеяться во всю мочь, услышав об этом, и такое отношение стало повсеместным и всеобщим[18]. Я рассуждаю обо всем этом, а сам раскаиваюсь и сожалею, что делаю это, ибо много раз терпел поражение в своих начинаниях. Разве не пустая это трата слов! Ведь именно причинение вреда существам, с которыми нельзя вступить в союз, и оказывается самым мучительным делом[19]. Даже предельно зрелая мощь силы ян не может заставить засохшее дерево расцвести вновь, даже божественный разум не может изменить то, что по своей природе тонет в воде, даже Цзы-гун не мог уговорить селянина заплатить за коня[20], даже Гу-гун не мог избавиться от варваров ди и жунов, алкавших его земель[21]; ведь бывает и так, что сущностный принцип не может проникнуть в нечто и добрые слова не могут оказать должного воздействия на неких людей. Церемониальные шляпы с узорами не продать южным варварам мань и юэ[22], и красные башмаки не используются босоногими варварами-и. К чему же силой принуждать их? Вот ведь некто увидел нефрит и сказал, указывая на него: «Это камень». И это отнюдь не из-за того, что нефрит не был настоящим. Но когда господин Хэ высказал свое веское суждение, все опознали его. Некто увидел дракона и сказал: «Это змея». И это отнюдь не из-за того, что дракон был лишен божественного величия. Но только когда Цай Мо увидел его, все это признали[23]. Благословенное Дао-Путь таково, что если прибавлять к нему, оно не увеличится, а если отнимать от него, оно не умалится. Истинно благословенная Благая Сила-Дэ такова, что от клеветы она не оскорбится и от хвалы не возликует.

Поэтому если некто искренне утверждает, что в Поднебесной нет бессмертных, а я утверждаю, что они есть, и мы с ним начинаем спорить, то чем дольше мы спорим, тем крепче он держится за свое мнение, а я за свое. Путаница и неразбериха от этого только увеличиваются, и не найти спасения из неразрешимого положения. А тогда возникает необходимость разорвать этот порочный круг!»[24]

Перевод

Торчинов Е.А.

Примечания

  1. Согласно комментарию Ван Мина, здесь имеются в виду персонаж китайской древности (эпоха Чунь-цю) Сян То (упоминается в «Хуайнань-цзы», «Весах суждений» Ван Чуна и других текстах) и потомок ханьского философа Ян Сюна (53 г. до н. э. — 18 г. н. э.) Ян У.
  2. Употребленное здесь слово ши может означать «плод», «семя», «сущность», «ядро» и т. д.
  3. Господин Доу — музыкант в государстве Вэй эпохи Чжань-го (V-III вв. до н. э.). Благодаря воздержанию, практике даосской гимнастики дао инь и созерцания дожил до 180 лет, о чем сообщает ханьский философ Хуань Тань (43 г. до н. э. — 28 г. н. э.) в своем трактате «Новые суждения» («Синь лунь»).
    Бо-ню (Цзай Гэн) — один из учеников Конфуция.
    Цзы-ся (Бу Шан) — ученик Конфуция, наставник вэйского князя Вэнь-хоу. Он очень тяжело переживал смерть своего сына.
    Разбойник Чжи — легендарный разбойник китайской древности. По некоторым версиям, жил во времена императора Хуан-ди, по другим — в эпоху Чунь-цю, по третьим — в царстве Цинь эпохи Чжань-го. Упоминается во многих древних текстах, и его имя стало нарицательным.
    Чжуан Цзяо — то ли сын, то ли младший брат чуского царя Чжуан-вана (эпоха Чжань-го), бунтовщик и мятежник.
  4. Чжун-ни — второе имя Конфуция.
  5. Три Августейших — см. прил. к гл. 2.
  6. Бянь Хэ — см. прил. гл. 2.
  7. Имеются в виду внешние проявления конфуцианского ритуала (ли), не сопровождающиеся искренностью и нравственным поведением.
  8. Имеется в виду изменяющее, преобразующее (хуа) воздействие истинного мудреца. Ср. «Дао-дэ цзин» (2): «Вот почему совершенномудрый пребывает в делах недеяния и, не прибегая к словам, осуществляет учение».
  9. Бо-ян (Ли Бо-ян) — одно из имен Лао-цзы, с которым, согласно неподтвержденному преданию, встречался Конфуций.
    Возможно, имеются в виду Ла-цзы и Пэн-цзу или Лао-цзы и мудрец Пэн Кэн. Но не исключено, что это имя одного человека — Лао Пэн, также мудреца (упоминается в «Суждениях и беседах» («Лунь юй») Конфуция).
  10. Янь Хуэй (Янь Юань) — любимый ученик Конфуция. Он жил в бедности и умер еще молодым. Его мысли были всегда поглощены Дао-Путем совершенных мудрецов древности, о котором учил Конфуций, а поведение целиком основывалось на этических нормах конфуцианства.
  11. Можно также перевести «не будет пользы для вас самого»: слово шэнь по-китайски означает и «тело», и «я», «сам».
  12. В «Суждениях и беседах» («Лунь юй») Конфуций жалуется на судьбу в следующих выражениях: «Феникс не появляется, река Хуанхэ не дарует больше чудесных схем (имеется в виду план «Хэ ту», о котором см. коммент. 15 — Е. Т.). Боюсь, что для меня все закончено» (IX, 8) и «Я вечно напоминаю горькую тыкву, которую можно повесить для просушки, но которую нельзя есть» (XVII, 7).
  13. Имеются в виду следующие места из «Суждений и бесед»: 1) «Цзы-гун сказал: «Допустим, у человека есть прекрасный нефрит. Как с ним поступить — завернуть и спрятать в шкатулке или постараться выручить за него цену повыше?» — «Продать его, продать, конечно же сбыть с рук! Я сам человек, ждущий покупателя»» (IX, 12; имеется в виду стремление Конфуция «продаться» — получить высокий государственный пост). 2) «Богатство — это то, что следует искать, и я не отказался бы от него, даже если бы мне предстояло для этого стать просто мужем с плеткой в руке» (то есть возницей; VII, 11).
  14. Обычно говорится о «пяти канонах» (у цзин), но ханьские конфуцианцы добавляли к ним еще «Канон сыновней почтительности» («Сяо цзин») и «Суждения и беседы» («Лунь юй»).
  15. Имеются в виду загадочные схемы (круглая и квадратная, представляющие собой соединенные черные и белые кружки) «Хэ ту» и «Ло шу», увиденные мифическими Фу Си и его министром Цан Се (Цан Цзе) на спинах волшебной черепахи и драконолошади. Обычно ассоциируются с двумя порядками («Фу-си» и «Вэнь-вана») восьми триграмм (ба гуа) мантической традиции «Канона Перемен» («И цзин»).
  16. Опуская и поднимая голову и созерцая «небесные письмена» и «строение земли», император Фу-си постиг природу «перемен» (и) и создал систему восьми триграмм.
  17. Сюнь и жэнь — меры длины, для эпохи Гэ Хуна равные, соответственно, около 2,24 м и 2,56 м.
  18. То есть люди совершенно перестали верить в бессмертных, что явилось показателем нарастающего упадка человечества (ср. «Дао-дэ цзин», 41).
  19. Цитата из философско-космологического приложения к «Канону Перемен» («Си-цы чжуань», ч. 2).
  20. Имеется в виду случай, описанный в гл. 14 «Люй ши чунь-цю» («Весен и осеней господина Люя»), когда у Конфуция не было денег расплатиться с крестьянином за еду и его ученик Цзы-лу не мог уговорить этого крестьянина не отбирать у Конфуция коня. Это удалось сделать некоему случайному прохожему-горожанину.
  21. Под Гу-гуном имеется в виду чжоуский правитель Дань-фу (Тай-ван), земли которого постоянно подвергались нашествиям варваров ди и жунов, о чем сообщается в «Мэн-цзы» (гл. «Лянский Хуэй-ван», 2) и в «Ши цзине» («Великие оды», да я).
  22. Различные мон-кхмерские и аустронезийские народы юга Китая (особенно царств У и Юэ). 21 См.прил. к гл. 2.
  23. Сюжет из летописи «Цзо чжуань» (29-й год правления Чжао-гуна). В летописи рассказывается, что в государство Вэй прилетел дракон, но люди, никогда не видевшие ранее драконов, не знали, что это за существо. И только мудрый Цай Мо точно определил, что это дракон.
  24. Намек на сюжет из «Планов борющихся государств» («Чжань-го цэ», «Планы Ци», гл. 6), когда циньский царь Чжао-ван послал цискому государю диск нефрита с предложением объяснить (цзе), что это за нефрит. В Ци не смогли этого сделать, и тогда царь Ци разбил (цзе) этот диск, заявив, что этим он и выполняет пожелание царя Цинь.
Попробуйте:
Приглашаем посетить
Отзывы
Когда сталкиваешься с чем-то настоящим, нередко бывает, что теряешься в словах. Есть различные слова, которыми мы пользуемся в социуме, чтобы выразить благодарность, передать впечатления, и т.п., но в данном случае слова кажутся какими-то плоскими...

Воскресный Университет - по-моему, просто невероятное явление. Когда можно просто придти, и послушать про тайны мироздания и собственного устройства, да еще и вопросы можно задать, и ответы получить - обстоятельные, с опорой на практическое понимание, понятные фактически каждому - это просто фантастическое, удивительное явление.

Для меня тоже ценен каждый Курс, в котором я могу принимать участие. Потому что каждый раз это уникальная возможность, то, что меняет состояние. Все они разные. Теория Сваи очень теплая, похожа на доброго старого друга. Тексты Школы Улюпай дают духовное ощущение. Но самый любимый для меня Курс - это Хуанди Нэйцзин . Именно потому, что глубочайшие вещи, скрытые в этом трактате, и доселе во многом непонятные, вдруг становятся ближе. Понимаю, почему говорят - Пролить Свет. Это именно об этом.

Огромное Вам Спасибо!
Сергей М.

Я посещаю только один курс, но даже не сомневаюсь, что курс Воскресного университета Хуанди Нэйцзин - это самое важное событие центра. Это те самые знания, за которые любой практикующий ЦиГун готов отдать свою правую руку. Я не буду говорить почему я так считаю, чтобы не нарушать работу Воскресного университета.


Единственное, хотел бы еще раз обратить внимание руководства центра. Если собрать тексты, вопросы и ответы этого курса и опубликовать в виде перевода с комментариями, то Вы бы надолго обеспечили себе и финансирование и приток студентов.

Bagir (ник на форуме)

Сейчас посещаю курс по Свае (теория и практика) и курс по изучению текстов УЛюпай. Сложно выделить любимый курс - весь материал исключительно интересен и полезен.

С практикой сваи познакомилась в 2010г, но опыт был крайне тяжелый: не было никаких пояснений и правок, да и цель занятий была непонятна.


В общем, практика тогда не прижилась ;)


Постепенно, практикуя сваю-диагностику, интерес к свае вернулся, но не хватало стабильности, к тому же пробовать стоять больше 40 мин мне в голову не приходило.
Благодаря практическим занятиям сваей в Воскресном университете всего за 2 месяца сильно изменились ощущения от практики, а теоретическая часть (которой очень не хватало!), на мой взгляд, делает практику более осознанной и дает мощную мотивацию для продолжения занятий.

Ирина Е.

Абсолютно согласна и никогда не сталкивалась с тем, чтобы Мастер разъяснял возможные состояния, которые могут сопутствовать практике. Для меня открытием была теория и практика Сваи, с которой знакома уже очень давно, но которая была всегда мучительна (в низкой стойке на трясущихся ногах) и не работала по понятным теперь причинам.


Хуанди Нэйцзин и тексты Юйсяньпай наполняют смыслом практические занятия, вырывают из обыденного слоя реальности, делая восприятие более объемным, и дают ответ на вопрос: зачем я пришла в эту Школу.


Дмитрий Александрович, то, что Вы делаете и как, вызывает чувство глубочайшего Уважения и Благодарности!

Наталья Ши.

Свая начала менять мою жизнь с того времени, как я узнал о ней осенью 2017 на синьи и начал практиковать. Свая в Воскресном Университете вывела эти изменения на новый уровень.


Теперь я каждое утро чищу зубы и как будто отправляюсь в путешествие по себе, которое пока абсолютно непредсказуемо. Очень интересно, что ждет за каждым новым поворотом.


Свая стала важным курсом, потому что непременные условия участия в нем - это порядок и дисциплина. Мне несколько не хватало этих вещей в жизни в последние годы. Теперь изменилась не только моя жизнь, но и жизнь моей семьи. И я предчувствую, что это только начало.


Это вот если в общем об ощущениях, не вдаваясь в практические бытовые мелочи, из которых состоит жизнь ))


Благодарю за предоставленную возможность.

Игорь В.
Другой отзыв...
Подписка на новости


    Мы вКонтакте